Ботвинник отправился к Алехину, договариваться о матче на первенство мира. С собой на эту встречу, он пригласил Флора. Для чего свидетель?
Говорит Михаил Ботвинник: «Всё-таки я человек осторожный, и хотя у меня были добрые отношения с Сан Санычем, я всё-таки помнил, что он эмигрант. И мне нужен был свидетель, чтобы объявить о том, о чем, собственно, мы с ним говорили. В Москве никто не был в курсе моего решения о переговорах! Но я вынужден был на это решиться, так как откуда я мог знать, когда я в следующий раз увижу Алехина. И я решил взять грех на свою душу. Вообще-то я всегда так действовал, когда я считал что это выгодно советскому народу, советскому государству, я иногда даже нарушал инструкции. Потому что я считал главной инструкцией – это действовать во благо советского народа. В общем-то, мы с ним довольно быстро договорились о том, что матч будет проходить в Москве. Он только попросил, чтобы за три месяца до матча, он смог бы сыграть в каком-нибудь московском турнире. Договорились о призовом фонде. С меня он не требовал 10000 золотых долларов призового фонда, а 10000 бумажных долларов. И для простоты, я ему предложил, что независимо от результата матча, он получает 2/3 от десяти тысяч долларов. Я считал это лучшим для себя, так как не нужно было бы просить у правительства страны 10 тысяч, а всего 6700 $, так как я считал, что я не должен вообще получать какого-либо приза.
Но 1 сентября 1939 года началась Вторая Мировая Война, и всё было кончено. Во время войны, у Алехина были всякие приключения. Он опубликовал в нацистской газете четыре статьи о шахматах. Но они были сомнительного содержания! Потом он утверждал, что они были написаны не им. На него начались гонения, и у нас тоже были сторонники того, чтобы Алехина лишить звания чемпиона мира. Я не поддерживал это мнение, так как я считал, что его нужно не лишить звания чемпиона мира, а его нужно победить. Только тогда, советский чемпион будет признан всем миром. И было решение о том, чтобы снова этот матч проводить. Потом, после различных событий, на меня давили, я отказался сам от матча. Со мной беседовали два сотрудника НКВД, один из которых был заведующий отделом, а другой, видимо, ведал спортом.
Они мне задавали различные вопросы:
- были ли у Вас встречи с иностранными агентами за рубежом?;
- были ли у Вас связи с белыми эмигрантами?
Я сказал, «Да, у меня были связи с белыми эмигрантами, я играл в турнирах с Алехиным и Боголюбовым». Это им не понравилось, и они сказали мне, чтобы я вспоминал о других случаях. Я говорю, «Да, ещё в 38-м году в Амстердаме, ко мне пришел какой-то джентльмен, который меня уверял, что Ленин допустил ошибку, что допустил Октябрьскую революцию. Но я с ним не согласился, а потом заплатил портье 2 гульдена, и попросил, чтобы больше не пускал ко мне таких джентльменов». Это им снова не очень понравилось. Тогда они мне задали вопрос: «Были ли у Вас связи с иностранными дипломатами?» Я сказал им, что был один момент, когда мне позвонили из кубинского посольства и предложили мне принять в подарок книгу посвященную Капабланке. Я ответил, чтобы они передали эту книгу в комитет физкультуры. Комитетчики мне сказали, что я лично должен встретиться с этим дипломатом, и узнать, что он от Вас хочет. Когда я пришел домой, то сразу же написал заявление в ЦК партии, и больше, после этого случая, меня уже не тревожили.
Мы договаривались, что матч будет происходить в Англии, потому что приглашать Алехина в Москву было просто не возможно. И британская шахматная федерация, 23 марта 1946 года, приняла решение проводить матч. Они сразу же послали Алехину телеграмму, о решении федерации, с тем, чтобы он дал согласие формальное. В воскресенье, 24 марта, часов в пять вечера, мне позвонил Борис Федорович Бодсероп (работник министерства иностранных дел), и сообщил трагическую вещь о том, что Алехин неожиданно умер».
«Гений шахмат России и Франции», написано на могиле Алехина. Да, во Франции он жил долгое время, но это был русский гений с трагической судьбой, как многие до него, и многие после. Алехин умер не побежденным.
После сложных переговоров, сильнейшие шахматисты мира: Эйве, Решевский, Смыслов, Керес, Ботвинник, собрались в Гааге, чтобы в матч-турнире определить нового чемпиона. Гаага, год 1948. В это время, Михаил Моисеевич работал над докторской диссертацией. Но первенство мира! И Ботвинник, уже в который раз отложил на время электротехнику. Многие специалисты предсказывали победу либо американцу Решевскому, либо талантливому советскому гроссмейстеру Паулю Кересу. Но Ботвинник думал иначе. Во втором туре он выигрывает у Эйве, затем следует трудная ничья со Смысловым, и, наконец, встреча с Кересом. Керес блестяще начал турнир! Две победы подряд. Но успехи соперников никогда не смущали Ботвинника, скорее наоборот. В первой половине турнира, Ботвинник выиграл обе партии у эстонского шахматиста, и уверенно лидировал. Вторая часть турнира должна была проходить в Москве, куда участники соревнования отправились поездом через Брест.
Из воспоминаний Ботвинника: «Всё вроде бы было хорошо, но тут выясняется, что у Эйве были тетради с дебютными разработками, которые были на голландском языке. Наши таможенники не знали голландского языка, поэтому они решили эти тетради отнять, и послать в Москву для досмотра. Знающие голландский язык специалисты бы посмотрели все варианты экс-чемпиона мира, и он тогда вполне бы мог отказаться играть дальше. Тогда стали звонить в Минск, но ответ был таков, что инструкции обязательно надо соблюдать. Я предложил позвонить в Москву. Таможенники уже сами понимали, в чем дело, уже успели договориться с обкомом партии. Как потом оказалось, Минск сам позвонил в Москву, и Москва через Минск сообщила, что всё в порядке. Форма была такая (я не хочу хвастаться): «Передайте товарищу Ботвиннику, что из-за уважения к нему, тетради Эйве пропускаем без осмотра». И тогда я уже пошел в вагон-ресторан, где сидел расстроенный Эйве. Когда я ему это рассказал, он был счастлив. Но когда я спросил у него, ничего ли в его тетрадях нет направленного против советского государства, он в знак клятвы поднял два пальца. Вся эта история получила такую комическую развязку».
Турнир переехал в Москву, но здесь Ботвинника ждало неожиданное, а может, закономерное испытание.
«Потом мне сообщили, что Бондаревский (один из секундантов Кереса), сделал заявление в Ленинграде, что у Ботвинника больше очков, но у Решевского больше таланта, и чемпионом будет Решевский. Меня сразу вызвали ЦК. Там присутствовал Суслов, Кузнецов, Попов, а Жданов председательствовал. Да, ещё Ворошилов приехал специально, и Аполлонов, который был назначен председателем комитета физкультуры. Никто ничего не говорил, кроме одного Жданова. Жданов, вдруг, мне говорит: «Мы очень беспокоимся, что чемпионом будет Решевский». Я ему объяснил, что, вероятно, это не возможно. Так как, если будет чемпионом Решевский, то это значит, что сильных шахматистов на земном шаре нет. Тогда Жданов мне сделал такое предложение: «Мы боимся, что Решевский будет чемпионом, поэтому давайте сделаем так, что Керес и Смыслов будут Вам проигрывать нарочно». С одной стороны, это было сказано для того, чтобы меня унизить. Но это было глупо, так как с 1941 года, я брал в турнирах, где принимали участие и Керес и Смыслов и другие шахматисты, я брал только первые места. Причем, с большим отрывом! Поэтому, совершенно ясно, что я был сильнейшим, а этот матч-турнир подвел этому итоги. Но я думаю, дело было не в этом. Вероятно, Сталину «втирали очки», что должен быть Керес, что он самый сильный. И когда Керес провалился, после того, как он проиграл мне в Гааге обе партии, необходимо Сталину было объяснить, какой выход! Ведь ему объясняли, что Ботвинник плохо играет. Его, видимо, напугали Решевским, и тогда Сталин дал это указание, сделать так, чтобы Ботвинник был чемпионом. Я, конечно, с негодованием отказался от предложения Жданова. Я ему даже доказывал, что это и не нужно совершенно. Но он упорно настаивал. В конце концов, мне это надоело, и я им предложил компромисс: «Ну, давайте посмотрим, нужно ли это вообще»? На этом всё закончилось. Наверно, он доложил Сталину, что Ботвинник дал согласие. Конечно, это было не нужно. Я, правда, одну партию Решевскому в Москве проиграл, две выиграл. Это просто совершенно безобразная история, омерзительная!», - покачал головой Ботвинник.
Всего этого, конечно, не могли знать зрители, собравшиеся в Колонном зале, и миллионы любителей шахмат. Но, увы, таков, как мы теперь знаем, дух той эпохи. Конечно же, если бы Ботвинник проиграл, болельщики были бы огорчены, однако у высоких политиков было своё представление о престиже страны. Впрочем, их неуклюжая забота была излишней. Советская шахматная школа в ней не нуждалась!
Тогда, в 1948, Михаил Моисеевич Ботвинник стал чемпионом мира. Он удерживал этот титул с двумя годичными перерывами 15 лет.
Читайте первые две части: «Ботвинник Михаил Моисеевич. Воспоминания шахматиста (часть 1)»
«Ботвинник Михаил Моисеевич. Воспоминания шахматиста (часть 2)»
