Много-много лет назад, когда я еще питал иллюзии насчет того, что научусь играть в шахматы по-настоящему, мне приходилось давать сеансы одновременной игры октябрятам, пионерам и пенсионерам, максимум на 10-12 досках. Прекрасно помню, как через пару часов после начала сражений голова отделялась от туловища, трансформируясь в механическую систему с набором шестеренок, вращающихся в разные стороны. Поэтому мне страшно даже представить, что испытывает сеансер, бросивший вызов нескольким сотням оппонентов.
До недавнего времени мировой рекорд в этом разделе шахмат принадлежал иранскому гроссмейстеру Мортезе Махджубу. Вступив в неравный бой – один против пяти сотен, игрок сборной Ирана добился впечатляющего результата: 397 побед, 90 ничьих и 13 поражений. 21 октября это достижение превысил израильский гроссмейстер Алик Гершон, которому удалось в противостоянии с 523 соперниками выиграть 454 партии, свести вничью 58 и проиграть 11. Думаю, что читателям будет интересно познакомиться с новичком книги рекордов Гиннесса.
– У вас славный послужной список: чемпион мира 1994 года в возрастной категории до 14 лет, через два года – среди кадетов. Да и перейдя в разряд юниоров, вы всегда занимали места на пьедестале почета или где-то рядышком. А что было дальше?
– Дальше… Дальше наступила наша израильская реальность. Пришло время служить в армии, где было достаточно времени подумать о смысле жизни, или, более прозаично говоря, чем зарабатывать на эту самую жизнь. Конечно, кое- какие скромные доходы приносили шахматы – частные уроки и работа на интернет-сайте Kasparovchess. Сами понимаете, что это ни в коей мере не способствовало профессиональному росту. Видимо, в 20 лет, когда я на пару с Борей Аврухом стал чемпионом Израиля среди взрослых в круговом турнире, самом сильном из всех, которые до того проводились в нашей стране, моя карьера достигла пика. Несмотря на необременительную армейскую службу в качестве спортсмена-отличника (некое подобие спортивных рот в Советском Союзе – М.Л.) и огромное желание, мне так и не удалось выйти на запланированный рейтинг 2650. Откровенно говоря, я до конца не понимал, насколько комфортно мне будет, даже если удастся добраться до намеченного рубежа. Но не срослось, не получилось…
– И это сильно поколебало ваше желание стать профессиональным шахматистом?
– Вернувшись к гражданской жизни, я упорно пытался переломить фортуну, но, снова убедившись в невозможности приблизиться к элите, сдался и пошел учиться на компьютерщика в высший инженерный колледж «Афека» в Тель-Авиве.
– Пополнив список шахматных полупрофессионалов?
– У подобного статуса есть несомненное преимущество – его можно сохранять до пенсии. Но черно-белые клетки просто так не отпускают: в соавторстве с Игорем Нором я написал на английском языке книгу «Сент-Луис – 2005», которая не только была названа шахматной федерацией Англии книгой года, но еще и поставлена на один уровень с бронштейновским «Цюрих-53». Мне, выросшему на этом шедевре Давида Ионовича, такая оценка была наивысшей платой за труд. Еще числятся в моей трудовой книжке «издание» электронного еженедельника и редактирование журнала шахматной федерации Израиля.
– И вот молодой инженер Алик Гершон, закончив колледж, устраивается на работу, и получает первую зарплату…
– Я начал работать программистом в частной фирме еще будучи студентом. Ежедневное общение с силиконовыми монстрами поглотило полностью: для шахмат не оставалось никакого времени, да и желания. А что касается зарплаты – помню, что, сравнив ее с первым призом в какой-то навороченной «швейцарке», где играли не менее двадцати обладателей высшего шахматного звания, я убедился в правильности выбора.
– На сегодняшний день вы играете только в высшей лиге командного чемпионата Израиля? Или есть еще какие-то турниры, о которых мне неведомо?
– Пожалуй, только лига.
– За родной кфар-сабовский клуб, в котором вы начинали свое несостоявшееся восхождение к шахматному Олимпу?
– Нет, начинал в «Маккаби» (Раанана), и только в пятнадцатилетнем возрасте стал игроком Кфар-Сабы.
– Попав под крылышко к бессменному президенту клуба Амираму Каплану? Знающие люди утверждают, что вам очень повезло с шахматным боссом.
– На тот момент Амирам руководил еще и шахматной федерацией Израиля. Может быть, я буду несколько необъективен, но мне кажется, что ни до него, ни после него, в федерации не было такого начальника – исключительно порядочного и неравнодушного человека. Для меня он стал гораздо большим, чем президент клуба. Скорей, старшим другом, чуть ли не вторым отцом.
– Итак, Алик Гершон – процветающий программист и завидный жених. Все хорошо и все стабильно. И вдруг неожиданный отъезд на Мальорку. Там что, больше предприятий хай-тека?
– Не ожидал столь провокационного вопроса. У меня еще никто из журналистов об этом не спрашивал. Нет, Мальорка – это не Силиконовая долина. Я уволился с работы, чтобы попробовать себя в новой области, обжитой многими шахматистами, – в покере.
– Как профессиональный игрок?
– Теоретически – да, практически – еще нет. Мой этап ученичества за карточным столом еще не закончился. В Израиле покер – вне закона, поэтому уехал туда, где эта игра легализована. Нисколько не сомневаюсь в том, что всегда смогу вернуться в свою «академическую» специальность, но страсть к перемене рода деятельности привела к временной миграции. В покере получается хорошо у тех, кто привык анализировать и считать варианты в режиме реального времени. И в шахматах, и в покере нужно уметь держать удар и контролировать себя, а у меня с этим все в порядке.
– Почему именно Пальма-де-Мальорка?
– У меня там живет друг, к которому я и приехал на выучку. Жизнь покеристов не очень то отличается от жизни шахматистов, в основе которой лежит принцип «сам себе режиссер». Просто в карточной игре крутится больше денег.
– Так что же отвлекло от флеш-рояля, стрит-флеша и каре отставного программиста Гершона?
– В конце августа я получил электронное письмо, в котором гроссмейстер Боря Альтерман спрашивал, смогу ли я приехать в конце октября в Израиль, чтобы попытаться установить рекорд для книги Гиннесса. Для меня оказалось полнейшим откровением, что существуют мировые рекорды в сеансах одновременной игры в шахматы…
– Раскрою маленький секрет. В 2006 году в городе Ашдоде планировалось провести аналогичное мероприятие, где роль соискателя была доверена гроссмейстеру Илье Смирину. Но, столкнувшись с множеством организационным проблем, авторы затеи решили от нее отказаться. Причем четыре года назад требования были намного ниже, поскольку рекорд на тот момент равнялся 350 доскам и принадлежал Сьюзан Полгар. Так какова была ваша первая реакция на предложение стать сеансером-рекордистом?
– Как интересно!.. Такие необычные проекты мне всегда нравились.
– И вы решились попробовать себя еще в одном спортивно-интеллектуальном состязании?
– Кстати, я был не один в списке кандидатов. И только через пару недель после первого контакта с Альтерманом, окончательный выбор организаторов пал на меня.
– Можно только представить, как нелегко пришлось мандатной комиссии, и все из-за пресловутого «пятого пункта»: «русский» – а таковыми в Израиле считают всех, кто приехал из Советского Союза или СНГ, – хоть и с хорошей родословной.
– Позже мне рассказали, что отбор проходил по многим критериям, в том числе и по умению держать себя непринужденно под перекрестием фотоаппаратов, телекамер и микрофонов.
– Как протекала подготовка?
– Первым делом, прикинув, сколько придется прошагать, я ужаснулся. Но делать нечего: стал бегать в тренажерном зале, плавать в бассейне и поднимать железо. И прилетев в Израиль за неделю до начала сеанса, я чувствовал, что с «физикой» все в порядке.
– А тут, оказывается, в первую очередь трубят не о шахматах, а о том, что «это наш ответ Ирану».
– Я был просто поражен вниманием израильских СМИ. Мой предыдущий опыт говорил о том, что более одной-двух статей вряд ли что-то еще будет опубликовано. Однако в жизни бывает и по-другому... Оказавшись в центре внимания, я тоже поддался общей атмосфере и позволил себе высказать излишне политизированные фразы…
– Мой опыт пребывания на международных турнирах говорит о том, что, несмотря на постоянные отказы иранских шахматистов играть со своими израильскими оппонентами, вне шахматной доски в их взаимоотношениях особой напряженности не наблюдается. Более того, игроки общаются друг с другом, как ни в чем не бывало.
– У меня были случаи, когда я оказывался в одной компании не с иранскими, а с сирийскими шахматистами, и мы прекрасно проводили время в совместных развлечениях. Заканчивая эту тему, надеюсь, что все наши конфликты с арабскими странами будут ограничены размерами 64-клеточной доски.
– И вот настал час «Х». Вы приезжаете на сеанс в сопровождении какой-то «группы поддержки»: врача, наряда полиции и пожарной команды?
– Самое смешное, что все перечисленные службы действительно были приведены в состояние боевой готовности на тель-авивской площади имени Ицхака Рабина. В мою персональную команду входили самые близкие люди – родители и младшая сестра Илона, выполнявшая весь сеанс обязанности ангела-хранителя и следовавшая за мной буквально по пятам.
– После рукопожатий со всеми соперниками у вас не закружилась голова?
– Она закружилась намного раньше – после того как я увидел море шахматных досок. Второй раз закружилась голова, когда я увидел количество репортеров, приехавших на площадь. Подобное можно увидеть только на футбольных матчах с участием лидеров. Но резкий выброс адреналина помог морально адаптироваться к тридцатиградусной жаре.
– Человеческий организм не может, как машина, без перебоев функционировать 24 часа. Есть подъемы, есть спады. По ходу сеанса возникали какие-то критические моменты?
– Их было несколько. Первый раз я почувствовал усталость по прошествии семи часов. Я взял перерыв, и мной занялся доктор – хиропракт, который натер меня какими-то маслами. После этого мне стало немножечко не по себе. Видимо, просто сбился с ритма... Первые двести партий я к этому моменту завершил, оставалось еще более 300 соперников, но уже более квалифицированных. Я начал задумываться в каких-то позициях, искать многоходовые планы вместо того, чтобы просто шлепать фигурами. Начал проявляться синдром отупения. В этой прострации я находился около трех-четырех часов, до того как можно было взять очередной перерыв. И тут я получил неоценимую помощь от Бориса Альтермана, одного из главных организаторов сеанса. Он вправил мне мозги – посоветовал сдать тяжелые позиции, в позиционных партиях делать любой ход, ничего не подставляя, и быстренько выигрывать там, где все ясно. Это сработало наилучшим образом.
– Третий перерыв был под утро?
– Где-то в половине четвертого. Я еще не был уверен в конечном результате, который высвечивался на электронном табло. Снова переговорил с Борей, выслушал еще несколько полезных советов, и, вернувшись к шахматным столикам, успешно завершил свою миссию. В четыре часа и пять минут был зафиксирован новый мировой рекорд, а около шести часов утра завершилась последняя партия.
– Перед глазами ничего не мелькало: фигурки, бланки, шахматисты?
– Никаких головокружений. Первые ощущения – это дикая радость и дикая усталость.
– Что вы пили, ели во время сеанса?
Минеральную воду, бананы и финики.
– Может, кружечку пива?
(Смеется)– Для пива и других напитков требуется другая обстановка.
– После сеанса – прямиком домой и спать?
– До кровати я добрался нескоро. Сначала представитель книги рекордов Гиннесса вручил мне кровью заработанное официальное удостоверение, а затем я попал в «заботливые» руки израильских журналистов.
– По большому счету, этот рекорд изменил что-либо в вашей жизни или планах? Или он стал еще одной из ее страниц? Важной, эпохальной, но не более?
– Такое не может пройти бесследно, и скорее всего в моих жизненных планах появятся новые ориентиры.
Вместо послесловия.
Через неделю после установления рекорда в одной из ведущих ивритоязычных газет Израиля появилась статья, в которой ставилось под сомнение достижение Алика Гершона. Лично мне понятно, по каким причинам известный печатный орган скатился до уровня желтой прессы. Ведь когда отрабатывается хорошо оплаченная «заказуха», все средства хороши: начиная с перевирания фактов и заканчивая фантазиями некомпетентного журналиста, который сам лично на сеансе не присутствовал и вообще не играет в шахматы…
17.11.2010 Д-р Марк Лившиц. ШАХМАТНЫЙ СТАХАНОВЕЦ АЛИК ГЕРШОН
Много-много лет назад, когда я еще питал иллюзии насчет того, что научусь играть в шахматы по-настоящему, мне приходилось давать сеансы одновременной игры октябрятам, пионерам и пенсионерам, максимум на 10-12 досках. Прекрасно помню, как через пару часов после начала сражений голова отделялась от туловища, трансформируясь в механическую систему с набором шестеренок, вращающихся в разные стороны. Поэтому мне страшно даже представить, что испытывает сеансер, бросивший вызов нескольким сотням оппонентов.
До недавнего времени мировой рекорд в этом разделе шахмат принадлежал иранскому гроссмейстеру Мортезе Махджубу. Вступив в неравный бой – один против пяти сотен, игрок сборной Ирана добился впечатляющего результата: 397 побед, 90 ничьих и 13 поражений. 21 октября это достижение превысил израильский гроссмейстер Алик Гершон, которому удалось в противостоянии с 523 соперниками выиграть 454 партии, свести вничью 58 и проиграть 11. Думаю, что читателям газеты «Вести» будет интересно познакомиться с новичком книги рекордов Гиннесса.
– У вас славный послужной список: чемпион мира 1994 года в возрастной категории до 14 лет, через два года – среди кадетов. Да и перейдя в разряд юниоров, вы всегда занимали места на пьедестале почета или где-то рядышком. А что было дальше?
– Дальше… Дальше наступила наша израильская реальность. Пришло время служить в армии, где было достаточно времени подумать о смысле жизни, или, более прозаично говоря, чем зарабатывать на эту самую жизнь. Конечно, кое- какие скромные доходы приносили шахматы – частные уроки и работа на интернет-сайте Kasparovchess. Сами понимаете, что это ни в коей мере не способствовало профессиональному росту. Видимо, в 20 лет, когда я на пару с Борей Аврухом стал чемпионом Израиля среди взрослых в круговом турнире, самом сильном из всех, которые до того проводились в нашей стране, моя карьера достигла пика. Несмотря на необременительную армейскую службу в качестве спортсмена-отличника (некое подобие спортивных рот в Советском Союзе – М.Л.) и огромное желание, мне так и не удалось выйти на запланированный рейтинг 2650. Откровенно говоря, я до конца не понимал, насколько комфортно мне будет, даже если удастся добраться до намеченного рубежа. Но не срослось, не получилось…
– И это сильно поколебало ваше желание стать профессиональным шахматистом?
– Вернувшись к гражданской жизни, я упорно пытался переломить фортуну, но, снова убедившись в невозможности приблизиться к элите, сдался и пошел учиться на компьютерщика в высший инженерный колледж «Афека» в Тель-Авиве.
– Пополнив список шахматных полупрофессионалов?
– У подобного статуса есть несомненное преимущество – его можно сохранять до пенсии. Но черно-белые клетки просто так не отпускают: в соавторстве с Игорем Нором я написал на английском языке книгу «Сент-Луис – 2005», которая не только была названа шахматной федерацией Англии книгой года, но еще и поставлена на один уровень с бронштейновским «Цюрих-53». Мне, выросшему на этом шедевре Давида Ионовича, такая оценка была наивысшей платой за труд. Еще числятся в моей трудовой книжке «издание» электронного еженедельника и редактирование журнала шахматной федерации Израиля.
– И вот молодой инженер Алик Гершон, закончив колледж, устраивается на работу, и получает первую зарплату…
– Я начал работать программистом в частной фирме еще будучи студентом. Ежедневное общение с силиконовыми монстрами поглотило полностью: для шахмат не оставалось никакого времени, да и желания. А что касается зарплаты – помню, что, сравнив ее с первым призом в какой-то навороченной «швейцарке», где играли не менее двадцати обладателей высшего шахматного звания, я убедился в правильности выбора.
– На сегодняшний день вы играете только в высшей лиге командного чемпионата Израиля? Или есть еще какие-то турниры, о которых мне неведомо?
– Пожалуй, только лига.
– За родной кфар-сабовский клуб, в котором вы начинали свое несостоявшееся восхождение к шахматному Олимпу?
– Нет, начинал в «Маккаби» (Раанана), и только в пятнадцатилетнем возрасте стал игроком Кфар-Сабы.
– Попав под крылышко к бессменному президенту клуба Амираму Каплану? Знающие люди утверждают, что вам очень повезло с шахматным боссом.
– На тот момент Амирам руководил еще и шахматной федерацией Израиля. Может быть, я буду несколько необъективен, но мне кажется, что ни до него, ни после него, в федерации не было такого начальника – исключительно порядочного и неравнодушного человека. Для меня он стал гораздо большим, чем президент клуба. Скорей, старшим другом, чуть ли не вторым отцом.
– Итак, Алик Гершон – процветающий программист и завидный жених. Все хорошо и все стабильно. И вдруг неожиданный отъезд на Мальорку. Там что, больше предприятий хай-тека?
– Не ожидал столь провокационного вопроса. У меня еще никто из журналистов об этом не спрашивал. Нет, Мальорка – это не Силиконовая долина. Я уволился с работы, чтобы попробовать себя в новой области, обжитой многими шахматистами, – в покере.
– Как профессиональный игрок?
– Теоретически – да, практически – еще нет. Мой этап ученичества за карточным столом еще не закончился. В Израиле покер – вне закона, поэтому уехал туда, где эта игра легализована. Нисколько не сомневаюсь в том, что всегда смогу вернуться в свою «академическую» специальность, но страсть к перемене рода деятельности привела к временной миграции. В покере получается хорошо у тех, кто привык анализировать и считать варианты в режиме реального времени. И в шахматах, и в покере нужно уметь держать удар и контролировать себя, а у меня с этим все в порядке.
– Почему именно Пальма-де-Мальорка?
– У меня там живет друг, к которому я и приехал на выучку. Жизнь покеристов не очень то отличается от жизни шахматистов, в основе которой лежит принцип «сам себе режиссер». Просто в карточной игре крутится больше денег.
– Так что же отвлекло от флеш-рояля, стрит-флеша и каре отставного программиста Гершона?
– В конце августа я получил электронное письмо, в котором гроссмейстер Боря Альтерман спрашивал, смогу ли я приехать в конце октября в Израиль, чтобы попытаться установить рекорд для книги Гиннесса. Для меня оказалось полнейшим откровением, что существуют мировые рекорды в сеансах одновременной игры в шахматы…
Алик Гершон идет на рекорд
– Раскрою маленький секрет. В 2006 году в городе Ашдоде планировалось провести аналогичное мероприятие, где роль соискателя была доверена гроссмейстеру Илье Смирину. Но, столкнувшись с множеством организационным проблем, авторы затеи решили от нее отказаться. Причем четыре года назад требования были намного ниже, поскольку рекорд на тот момент равнялся 350 доскам и принадлежал Сьюзан Полгар. Так какова была ваша первая реакция на предложение стать сеансером-рекордистом?
– Как интересно!.. Такие необычные проекты мне всегда нравились.
– И вы решились попробовать себя еще в одном спортивно-интеллектуальном состязании?
– Кстати, я был не один в списке кандидатов. И только через пару недель после первого контакта с Альтерманом, окончательный выбор организаторов пал на меня.
– Можно только представить, как нелегко пришлось мандатной комиссии, и все из-за пресловутого «пятого пункта»: «русский» – а таковыми в Израиле считают всех, кто приехал из Советского Союза или СНГ, – хоть и с хорошей родословной.
– Позже мне рассказали, что отбор проходил по многим критериям, в том числе и по умению держать себя непринужденно под перекрестием фотоаппаратов, телекамер и микрофонов.
– Как протекала подготовка?
– Первым делом, прикинув, сколько придется прошагать, я ужаснулся. Но делать нечего: стал бегать в тренажерном зале, плавать в бассейне и поднимать железо. И прилетев в Израиль за неделю до начала сеанса, я чувствовал, что с «физикой» все в порядке.
– А тут, оказывается, в первую очередь трубят не о шахматах, а о том, что «это наш ответ Ирану».
– Я был просто поражен вниманием израильских СМИ. Мой предыдущий опыт говорил о том, что более одной-двух статей вряд ли что-то еще будет опубликовано. Однако в жизни бывает и по-другому... Оказавшись в центре внимания, я тоже поддался общей атмосфере и позволил себе высказать излишне политизированные фразы…
– Мой опыт пребывания на международных турнирах говорит о том, что, несмотря на постоянные отказы иранских шахматистов играть со своими израильскими оппонентами, вне шахматной доски в их взаимоотношениях особой напряженности не наблюдается. Более того, игроки общаются друг с другом, как ни в чем не бывало.
– У меня были случаи, когда я оказывался в одной компании не с иранскими, а с сирийскими шахматистами, и мы прекрасно проводили время в совместных развлечениях. Заканчивая эту тему, надеюсь, что все наши конфликты с арабскими странами будут ограничены размерами 64-клеточной доски.
Соперница из Восточного Иерусалима
– И вот настал час «Х». Вы приезжаете на сеанс в сопровождении какой-то «группы поддержки»: врача, наряда полиции и пожарной команды?
– Самое смешное, что все перечисленные службы действительно были приведены в состояние боевой готовности на тель-авивской площади имени Ицхака Рабина. В мою персональную команду входили самые близкие люди – родители и младшая сестра Илона, выполнявшая весь сеанс обязанности ангела-хранителя и следовавшая за мной буквально по пятам.
– После рукопожатий со всеми соперниками у вас не закружилась голова?
– Она закружилась намного раньше – после того как я увидел море шахматных досок. Второй раз закружилась голова, когда я увидел количество репортеров, приехавших на площадь. Подобное можно увидеть только на футбольных матчах с участием лидеров. Но резкий выброс адреналина помог морально адаптироваться к тридцатиградусной жаре.
– Человеческий организм не может, как машина, без перебоев функционировать 24 часа. Есть подъемы, есть спады. По ходу сеанса возникали какие-то критические моменты?
– Их было несколько. Первый раз я почувствовал усталость по прошествии семи часов. Я взял перерыв, и мной занялся доктор – хиропракт, который натер меня какими-то маслами. После этого мне стало немножечко не по себе. Видимо, просто сбился с ритма... Первые двести партий я к этому моменту завершил, оставалось еще более 300 соперников, но уже более квалифицированных. Я начал задумываться в каких-то позициях, искать многоходовые планы вместо того, чтобы просто шлепать фигурами. Начал проявляться синдром отупения. В этой прострации я находился около трех-четырех часов, до того как можно было взять очередной перерыв. И тут я получил неоценимую помощь от Бориса Альтермана, одного из главных организаторов сеанса. Он вправил мне мозги – посоветовал сдать тяжелые позиции, в позиционных партиях делать любой ход, ничего не подставляя, и быстренько выигрывать там, где все ясно. Это сработало наилучшим образом.
16-й – готов!
– Третий перерыв был под утро?
– Где-то в половине четвертого. Я еще не был уверен в конечном результате, который высвечивался на электронном табло. Снова переговорил с Борей, выслушал еще несколько полезных советов, и, вернувшись к шахматным столикам, успешно завершил свою миссию. В четыре часа и пять минут был зафиксирован новый мировой рекорд, а около шести часов утра завершилась последняя партия.
– Перед глазами ничего не мелькало: фигурки, бланки, шахматисты?
– Никаких головокружений. Первые ощущения – это дикая радость и дикая усталость.
– Что вы пили, ели во время сеанса?
Минеральную воду, бананы и финики.
– Может, кружечку пива?
(Смеется)– Для пива и других напитков требуется другая обстановка.
– После сеанса – прямиком домой и спать?
– До кровати я добрался нескоро. Сначала представитель книги рекордов Гиннесса вручил мне кровью заработанное официальное удостоверение, а затем я попал в «заботливые» руки израильских журналистов.
Вместе с папой
– По большому счету, этот рекорд изменил что-либо в вашей жизни или планах? Или он стал еще одной из ее страниц? Важной, эпохальной, но не более?
– Такое не может пройти бесследно, и скорее всего в моих жизненных планах появятся новые ориентиры.
Вместо послесловия.
Через неделю после установления рекорда в одной из ведущих ивритоязычных газет Израиля появилась статья, в которой ставилось под сомнение достижение Алика Гершона. Лично мне понятно, по каким причинам известный печатный орган скатился до уровня желтой прессы. Ведь когда отрабатывается хорошо оплаченная «заказуха», все средства хороши: начиная с перевирания фактов и заканчивая фантазиями некомпетентного журналиста, который сам лично на сеансе не присутствовал и вообще не играет в шахматы…
– У вас славный послужной список: чемпион мира 1994 года в возрастной категории до 14 лет, через два года – среди кадетов. Да и перейдя в разряд юниоров, вы всегда занимали места на пьедестале почета или где-то рядышком. А что было дальше? 
Обсудить статью в форуме