Собственно говоря вот и книга (вернее её первая глава):

Станислав Ильин.

                                                 Посвящается Дугару, Кристине, Юрию Щеглину, Наташе П.<ерушевой>.

От автора.

    Прежде чем открыть эту книгу и прочесть её я хочу, чтобы вы уважаемые читатели знали что история, написанная в этой книге, произошла в реальной жизни и написана мной со слов одного молодого человека, и воссоздана по его дневникам, которые он мне передал за два дня до своей смерти. Его имя и фамилию по его просьбе я преднамеренно исказил. События, описанные в этой книге, редактировались Славой устно в его последние дни жизни. Я позволил себе дорисовать некоторые события, которые были густо замазаны в его дневниках и не поддавались прочтению. Повествование от третьего лица так же просьба Славы.

Название этой книге послужила фраза, в его дневнике: …эти строчки похожи на исповедь в храме перед дьяволом и только окружённый демонами и всеми отвергнутый, я мог получить наказание, которое убило бы любого на моём месте мгновенно, ну а я продолжал страдать, и бороться, и любить, до того самого момента, как пунктуальная смерть не возьмёт мою душу обратно в ад.

Исповедь в храме перед дьяволом….

    1.  

    «Ты умрёшь в двадцать один год» – это была самая дерьмовая фраза, которую Слава слышал за свои двадцать лет – если учесть что эти шесть слов врачи сказали ему, минуту назад, то это была жара. Толстый лысый маленький с большими ушами и уродливой головой нейрохирург, он бы похож на злобного гремлина, хриплым голосом, от которого разило перегаром, так и сказал ему: «ты умрёшь в двадцать один год!» И… предложил выписать рецепт антидепрессантов, Славе едва хватило сил не разбить капельницу об его уродливое лицо. Он лишь сказал: «Если я отпраздную своё двадцати двухлетие, то я приду в больницу и повешу тебя на этой люстре за твои яйца, грёбанный гремлин». Сказал и медленно побрёл к выходу – окружающая его жизнь шевельнулась и едва поблекла – так теперь будет происходить каждый день.   

    Умирать  Славе через год уж точно не хотелось, и он сейчас думал о том, что все, что вокруг него происходит затянувшийся кошмар, который очень напоминает ему его жизнь; а может он в коме и попал в параллельный мир, в котором он жив, ну как живой… ровно на один год; а может… а может… а может… а может… нет, не может и - мысли споткнулись. Но его воспалённый болезнью мозг продолжал рисовать в воображении всевозможные сюжеты того как он оказался в таком раковом положении, из которого он никак не мог найти выход, да что там выход, хотя бы окошко, чтобы подышать свежим воздухом, а не вдыхать тухлый запах жжёной резины, который появился в его обонянии. Слава медленно и плавно возвращался из водоворота своего воображения в мир реальный, возвращался неохотно и проклиная его и себя.

    Мир реальный оказался не так уж плох после приговора сроком на один год жизни, который ему выписал врач-гремлин в больнице. Зелёный парк покрыт густыми сильными дубами. Скамейки пустые. Птицы пугливо оглядывались. Ветер гнал фантики и обрывки газет по прилизанному ногами прохожих камню. Шум воды ядовито напоминал, что сейчас что-то около плюс тридцати по Цельсию и его язык облизнул пересохшие губы. Небо задёрнуло облака слишком высоко, горизонт закинул себе за шиворот лиловые тучи, они лоскутами выглядывали, испуган косясь на солнце. Солнце светило  на его сгоревшую кожу, на руках и шее оставляя неприятное чувство, будто его кожа всё в трещинках, которые просят только одного – тени и воды.

    Слава подошёл к одиноко стоящему магазинчику, в котором торговали всякой всячиной, и сказал пожилой продавщице, которая с неохотой оторвалась от потрёпанной книжки с названием «Алхимик»:

    - Швепс и Давидофф крепкий и… кешью грамм двести.

    - Сейчас… двести рублей.

    Слава тяжело присел на скамейку, которую бережно укрывала крона большого дуба, закинул ногу на ногу, откинулся назад, открыл холодную бутылку горького Швепса и, отпив почти полбутылки, закурил сигарету. Холодный ветер согнал палящий жар солнца и снова стих.

    Вдруг стали доносится звуки музыки.

    «Интересно и кому это я понадобился?» подумал Слава, доставая телефон, отмечая про себя, что номер ему не знаком.

    - Алло!?..

    - Привет Слава, как дела?

    - Привет, Кристина, отлично…

    - Пошли на пляж, купаться.

    - Ну не знаю, а кто идёт.

    - Все.

    - Хорошо, во  сколько?

    - Через полчаса у «Альтаира».

    - Принято, только захвати мне полотенце, я сейчас в городе.

    - Хорошо, только давай не опаздывай. Принято?

    - Ага.

    - Ладно, я побежала, я кофе варю, целую…

    …Гудки.

    «Полчаса?.. Значит, ему ещё сидеть в парке десять минут, он достал ещё одну сигарету и закурил. Ему не хотелось идти на пляж, ему сейчас ничего не хотелось, только бы отдохнуть, но ему хватало ума понять, что под словом отдохнуть подразумевается спрятаться в пуленепробиваемый кокон депрессии и умереть. Поэтому он, собравшись с силами, отбросил истлевшую сигарету, открыл пакетик с солёным кешью и зашагал в сторону «Альтаира».

    У «Альтаира стояли все: Юра, Сладкий, Заза, Маман, Кристина и Карина и Лида.  

    2.